С младых когтей Найф знала, что мир отнюдь не радушен к своим поселенцам, а немного окрепнув, поняла, что нет счастья ни жить в нём, ни идти к какой-либо цели. Потому что нет сладости ни в мучительном пути, ни в достижении результата, который никогда не оправдывает надежд и мечтаний. И, в очередной раз бредя по ночным улочкам под тусклыми фонарями, тощая рыжая Найф не надеется ни на чудесную встречу, ни на ясный рассвет. Она знает, что её мир - это мусор, объедки, ругань и слюнявое дыхание кобеля над загривком. В ней не осталось надежды на то, что кто-то подарит ей простое счастье, может только пара таких же тусклых мечт, как фонари, под которыми она бродит. Лишь страх боли и неизвестности не даёт ей покинуть это недружелюбное место и слабое тело. 
Не высокая и не низкая, не красивая и не уродливая, не вычурная, но и не серая мышка - она никогда не смогла бы сказать о себе "слишком". Приметна только пугливыми бусинками глаз - один светло-голубой, а другой карий, с багровым оттенком, выглядит так, словно когда-то тоже светился голубизной, а затем был уколот и ранен острым прутиком. От ветра и шагов осторожной походки покачиваются её уши - висячие, но некрасиво, не как у лабрадора или спаниеля. Костлявые бока предательски выдают линии рёбер. Найф плохо зарабатывает, и даже если на неё бывает какой-нибудь спрос, она дрожит, скулит, вырывается, и идёт в дело только под страхом побоев или голодной смерти. Её несложно "уговорить" - пни пару раз, пригрози оскалом, отбери последний кусок еды - и вот, взгляд покорно мутнеет, а выражение предсмертного страха сменяется тоскливо-апатичным.
Найф быстро поняла, что ничего хорошего её в жизни не ждёт. Ещё щенком, глядя на мать, рано постаревшую суку, которая стала неинтересна кобелям и, расплатившись последним детёнышем, ушла доживать своё куда-нибудь подальше от мафии, борделя и всей той грязи, которой была полна её жизнь. Пока мордочка Найф имела симпатичные щенячьи черты, она попрошайничала, кидалась под ноги, втайне надеясь, что кто-нибудь заберёт её и пригреет. Но возраст взял своё, она перестала быть миловидной, и наступила пора пойти по материнским стопам. Найф никогда не желала этого по доброй воле, но никто её не спрашивал, а иной жизни она не ведала. К тому же, ничего не умела и не могла выживать самостоятельно, своими силами.
Своего отца Найф не знала, им мог быть кто угодно, и в первый год жизни она пыталась втираться в доверие к немолодым кобелям с внешностью, хоть сколько-нибудь похожей на свою, но никто из них не захотел пригреть новоявленную "дочь", и Найф осталась ни с чем. Постепенно у неё развился сильный страх перед кобелями, и она перестала инициировать общение с ними. Щенков за всю жизнь у Найф не было, но она подозревает, что из-за раннего вступления в "профессию" и общего неблагополучия её организм и не способен их выносить. Несколько раз она пыталась сбежать и жить одна, но её либо находили, либо она сама униженно приползала обратно, голодная и обессилевшая. Так Найф и существует по сей день.